— …Господин следователь! Подследственный Смирнов на допрос просится.
— Ну, раз просится — допросим. Вели, голубчик, чтоб привели. Давайте-ка, молодой человек, посмотрим да послушаем: не поумнел ли наш отравитель?..
— …Ай-яй-яй, гражданин Смирнов. Да как же это вы так? Должно быть, упали?
— Ваше превосходительство, да какой там «упал»?! Это же ваши… так отделали…
— Да что это вы такое говорите?! Да неужели же вы хотите сказать, что служащие Комитета государственной безопасности вас ударили? Не может быть!
— Да как же не может быть, ваше превосходительство. Как есть отделали — мое почтение. Особенно этот вот старался!
— Нет, в этом надо разобраться. Подследственного увести, а вас, ефрейтор Кузьмин, я попрошу остаться… Ну, что, Петр Прович, упирается?
— Упирается, вашскабродь. Ну, да ништо: и не таких упертых ломали.
— Так давай, голубчик, давай. Только уж постарайтесь, чтоб больше не жаловался. И на сегодня нам его больше не присылать. Как там у вас Елатомцев поживает?
— Да как сказать, вашскабродь? Вроде доходит…
— Как думаешь, Петр Прович: к завтрашнему дню дойдет?
— К завтрему, Василий Федорович, непременно дойдет!
— Вот и хорошо, вот и славно. Чайку с нами не выпьешь, Петр Прович?
— Отчего же не почаевничать. Я вот туточки примощусь…
— Вот, молодой человек, не желаете ли Петру Провичу ваш вопросец адресовать?
— Да я вот только хотел сказать, господин ефрейтор, что Смирнов, разумеется, вор, но разве так можно? Нужно?
Ой! Что-то я, должно, не то спросил. Ой, какое у него лицо стало… аж пятнами пошло…
— Вы, Петр Прович, успокойтесь. Чайку вот, сухарик… Молодой человек просто не знает…
— Э-эх, барчук, да моя б воля была б, я б таких без суда, без следствия на березу! Со всем выводком!
— Видите, молодой человек, как повернулось. Я каюсь, не ожидал, что Петр Прович столь близко к сердцу ваш вопрос воспримет… Дело в том, что четыре года назад у него вот от такой муки вся семья сестры потравилась…
— Да кабы сестра, барчук, а ведь она мне заместо матери была… Враг он, народу враг, России враг! Правильно государь велел, таких в Сибирь гнать, всего лишать. Пусть там грехи свои замаливает!
— Вот видите, молодой человек. Глас народа — глас божий! Петр Прович у нас как раз тот самый народ и есть…
— …Итак, господин Елатомцев, если я вас правильно понял, приказ украсть деньги, отпущенные на ремонт моста, вы получили от резидента британской разведки?
— Так.
— И приказ вы выполнили, так?
— Так.
— Ну, что ж, тогда вот тут подпишите, и все — мы вас больше не задерживаем. Ступайте-ка, голубчик, в камеру, сил для суда набирайтесь. А кстати, резидент британской разведки — статский советник Смагин? Из Министерства путей сообщения?
— Да…
— Ну, вот и славно. Молодой человек, дайте ему еще последний листик подписать. Вот и хорошо, голубчик, вот и умница. Ну, ступайте, Елатомцев, ступайте… А славно мы с вами сегодня, Володя… Вы позволите мне вас так называть?
— Пожалуйста, Василий Федорович. Мне будет очень приятно…
— Славно мы сегодня, Володя, потрудились, правда? Давно у нас на этого Смагина сигналы поступали, что с казенными деньгами слишком вольно обращается, да вот все никак не подступиться было. И тут — такой подарок. Славно…
— …A-а, господин Смирнов! Душевно, знаете ли, рад, что снова к нам попросились. Душевно рад. Проходите, присаживайтесь. Жалоб больше нет? А то вид у вас какой-то нездоровый…
— Ва… ваше превосходительство! Пощадите!
— Да что это вы, сударь мой?! Немедленно встаньте с колен! Иначе…
— Батюшка! Отец родной! Пощади!
— Эх, Смирнов, Смирнов… Ну вот скажи ты мне на милость: много ли заработал-то на этой муке?
— Так ведь… батюшка… три рубли на рупь… Все отдам, все до копеечки, только не погуби! Заставь за себя богу молиться, сердечный…
— Да-а… Три рубля на вложенный рубль. А знаете, Володя, вот странность: читал я когда-то одного из запрещенных ныне авторов — немецкого еврея Маркса. Так вот, господин Маркс изволил писать, что при трехстах процентах прибыли не найдется такого преступления, на которое не пошел бы капитал. Как полагаете, молодой человек, это наш случай?
— Совершенно точно, Василий Федорович, наш! Словно про него этот Маркс написал…
— Батюшка! Заступник! Отец родной! Не знаю я никакого Марксу!..
— Так-таки и не знаешь?.. Ефрейтор!
— Нет! Не надо! Солгал я, господин следователь! Знаю Марксу! Оченно хорошо знаю! Вредный жид! Он сам ко мне приходил и велел муку порченую продать! Велел в драгунский полк!.. А я испугался, только по пекарням продал!
— Ты смотри, как повернулось… Володя, запишите: обвиняемый Смирнов добровольно признался в связях с социалистическими организациями. Сообщил о приеме курьеров и делегатов из-за рубежа…
— …Василий Федорович, разрешите вопрос?
— Конечно, Володя, спрашивайте.
— А как с Марксом-то быть? Я, каюсь, сам его читал когда-то… Правда, не понял ничего. Мне брат давал. Но вы не подумайте: он потом от этого отошел…
— Да я, Володенька, и не думаю. Я знаю, что он сейчас у господина Рукавишникова правой рукой… Мы, уж извините, прежде чем вас приглашать, семь раз вас проверяли-перепроверяли. Но вы хотели что-то спросить?
— Как же с Марксом-то быть, Василий Федорович? Ведь Смирнов не то что не читал его, а и узнал-то про него только сейчас…
— Ну так что же? Маркс — враг, и Смирнов — враг. Пусть ему легче станет, бедолаге, что не один он враг народа… Да, собственно, мысль про капитал и триста процентов прибыли отнюдь не Марксу принадлежит. Он ее у Теодора Даннинга украл! Был в Англии такой профсоюзный деятель и публицист… — И Василий Федорович процитировал по памяти: — «Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами…»